Плыл на корабле архиерей из Архангельска-города в Соловецкие. На том
же корабле плыли богомольцы к угодникам. Ветер был попутный, погода
ясная, не качало. Богомольцы — которые лежали, которые закусывали,
которые сидели кучками — беседовали друг с дружкой. Вышел и архиерей на
палубу, стал ходить взад и вперед по мосту. Подошел архиерей к носу,
видит, собралась кучка народа. Мужичок показывает что-то рукой в море и
говорит, а народ слушает. Остановился архиерей, посмотрел, куда
показывал мужичок: ничего не видно, только море на солнце блестит.
Подошел поближе архиерей, стал прислушиваться. Увидал архиерея мужичок,
снял шапку и замолчал. Увидал и народ архиерея, тоже сняли шапки,
почтенье сделали.
— Не стесняйтесь, братцы, — сказал архиерей. — Я тоже послушать подошел, что ты, добрый человек, рассказываешь.
— Да вот про старцев нам рыбачок рассказывал, — сказал один купец посмелее.
— Что про старцев? — спросил архиерей, подошел к борту и присел на ящик. — Расскажи и мне, я послушаю. Что ты показывал?
— Да вот островок маячит, — сказал мужичок и показал вперед в правую
сторону. — На этом самом островке и старцы живут, спасаются.
— Где же островок? — спросил архиерей.
— Вот по руке-то моей извольте смотреть. Вон облачко, так полевее его вниз, как полоска, виднеется.
Смотрел, смотрел архиерей, рябит вода на солнце, и не видать ему ничего без привычки.
— Не вижу, — говорит. — Так какие же тут старцы на острове живут?
— Божьи люди, — ответил крестьянин. — Давно уж я слыхал про них, да
не доводилось видеть, а вот запрошлым летом сам видел. И стал опять
рассказывать рыбак, как ездил он за рыбой, и как прибило его к острову
к этому, и сам не знал, где он. Поутру пошел ходить и набрел на
земляночку и увидал у земляночки одного старца, а потом вышли и еще
два; покормили и обсушили его и помогли лодку починить.
— Какие же они из себя? — спросил архиерей.
— Один махонький, сгорбленный, совсем древний, в ряске старенькой,
должно, годов больше ста, седина в бороде уж зеленеть стала, а сам все
улыбается и светлый, как ангел небесный. Другой ростом повыше, тоже
стар, в кафтане рваном, борода широкая, седая с желтизной, а человек
сильный: лодку мою перевернул, как ушат, не успел я и подсобить ему, —
тоже радостный. А третий высокий, борода длинная до колен и белая как
лунь, а сам сумрачный, брови на глаза висят, и нагой весь, только
рогожкой опоясан.
— Что ж они говорили с тобой? — спросил архиерей.
— Все больше молча делали, и друг с дружкой мало говорят. А взглянет
один, а другой уж понимает. Стал я высокого спрашивать, давно ли они
живут тут. Нахмурился он, что-то заговорил, рассердился точно, да
древний маленький сейчас его за руку взял, улыбнулся, — и затих
большой. Только сказал древний "помилуй нас” и улыбнулся.
Пока говорил крестьянин, корабль еще ближе подошел к островам.
— Вот теперь вовсе видно стало, — сказал купец. — Вот извольте посмотреть, ваше преосвященство, — сказал он, показывая.
Архиерей стал смотреть. И точно, увидал черную полоску — островок.
Посмотрел, посмотрел архиерей и пошел прочь от носу к корме, подошел к
кормчему.
— Какой это островок, — говорит, — тут виднеется?
— А так, безыменный. Их много тут.
— Что, правда, — говорят, — тут старцы спасаются?
— Говорят, ваше преосвященство, да не знаю, правда ли. Рыбаки, — говорят, — видали. Да тоже, бывает, и зря болтают.
— Я желаю пристать к острову — повидать старцев, — сказал архиерей. — Как это сделать?
— Кораблем подойти нельзя, — сказал кормчий. — На лодке можно, да надо старшого спросить. Вызвали старшого.
— Хотелось бы мне посмотреть этих старцев, — сказал архиерей. — Нельзя ли свезти меня?
Стал старшой отговаривать. — Можно-то можно, да много времени
проведем, и, осмелюсь доложить вашему преосвященству, не стоит смотреть
на них. Слыхал я от людей, что совсем глупые старики эти живут, ничего
не понимают и ничего и говорить не могут, как рыбы какие морские.
— Я желаю, — сказал архиерей. — Я заплачу за труды, свезите меня.
Нечего делать, распорядились корабельщики, переладили паруса. Повернул кормчий
корабль, поплыли к острову. Вынесли архиерею стул на нос. Сел он и
смотрит. И народ весь собрался к носу, все на островок глядят. И у кого
глаза повострее, уж видят камни на острове и землянку показывают. А
один уж и трех старцев разглядел. Вынес старшой трубу, посмотрел в нее,
подал архиерею. "Точно, — говорит, — вот на берегу, поправей камня
большого, три человека стоят”. Посмотрел архиерей в трубу, навел куда
надо; точно, стоят трое: один высокий, другой пониже, а третий вовсе
маленький; стоят на берегу, за руки держатся. Подошел старшой к
архиерею. — Здесь, ваше преосвященство, остановиться кораблю надо. Если
уж угодно, так отсюда на лодке вы извольте съездить, а мы тут на якорях
постоим.
Сейчас распустили тросо, кинули якорь, спустили парус — дернуло,
зашаталось судно. Спустили лодку, соскочили гребцы, и стал спускаться
архиерей по лесенке. Спустился архиерей, сел на лавочку в лодке,
ударили гребцы в весла, поплыли к острову. Подплыли как камень кинуть;
видят — стоят три старца: высокий — нагой, рогожкой опоясан, пониже — в
кафтане рваном, и древненький сгорбленный — в ряске старенькой; стоят
все трое, за руки держатся. Причалили гребцы к берегу, зацепились
багром. Вышел архиерей. Поклонились ему старцы, благословил он их,
поклонились они ему еще ниже. И начал им говорить архиерей.
— Слышал я, — говорит, — что вы здесь, старцы Божие, спасаетесь, за
людей Христу-Богу молитесь, а я здесь, по милости Божьей, недостойный
раб Христов, Его паству пасти призван; так хотел и вас, рабов Божиих,
повидать и вам, если могу, поучение подать.
Молчат старцы, улыбаются, друг на дружку поглядывают.
— Скажите мне, как вы спасаетесь и как Богу служите, — сказал архиерей.
Воздохнул средний старец и посмотрел на старшего, на древнего;
нахмурился высокий старец и посмотрел на старшего, на древнего. И
улыбнулся старший, древний старец и сказал: "Не умеем мы, раб Божий,
служить Богу, только себе служим, себя кормим”.
— Как же вы Богу молитесь? — спросил архиерей.
И древний старец сказал: "Молимся мы так: трое вас, трое нас,
помилуй нас”. И как только сказал это древний старец, подняли все три
старца глаза к небу и все трое сказали: "Трое вас, трое нас, помилуй
нас!”
Усмехнулся архиерей и сказал:
— Это вы про святую троицу слышали, да не так вы молитесь. Полюбил я
вас, старцы Божии, вижу, что хотите вы угодить Богу, да не знаете, как
служить Ему. Не так надо молиться, а слушайте меня, я научу. Не от себя
буду учить вас, а из Божьего Писания научу тому, как Бог повелел всем
людям молиться ему.
И начал архиерей толковать старцам, как Бог открыл себя людям:
растолковал им про Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого и сказал:
— Бог Сын сошел на землю людей спасти и так научил всех молиться. Слушайте и повторяйте за мной.
И стал архиерей говорить: "Отче наш”. И повторил один старец: "Отче
наш”, повторил и другой: "Отче наш”, повторил и третий: "Отче наш”. —
"Иже еси на небесех”. Повторили и старцы: "Иже еси на небесех”. Да
запутался в словах средний старец, не так сказал; не выговорил и
высокий, нагой старец: ему усы рот заросли — не мог чисто выговорить;
невнятно прошамкал и древний беззубый старец.
Повторил еще раз архиерей, повторили еще раз старцы. И присел на
камушек архиерей, и стали около него старцы, и смотрели ему в рот, и
твердили за ним, пока он говорил им. И весь день до вечера протрудился
с ними архиерей; и десять, и двадцать, и сто раз повторял одно слово, и
старцы твердили за ним. И путались они, и поправлял он их, и заставлял
повторять сначала. И не оставил архиерей старцев, пока не научил их
всей молитве Господней. Прочли они ее за ним и прочли сами. Прежде всех
понял средний старец и сам повторил ее всю. И велел ему архиерей еще и
еще раз сказать ее, и еще повторить, и другие прочли всю молитву.
Уж смеркаться стало, и месяц из моря всходить стал, когда поднялся
архиерей ехать на корабль. Простился архиерей с старцами, поклонились
они ему все в ноги. Поднял он их и облобызал каждого, велел им
молиться, как он научил их, и сел в лодку и поплыл к кораблю.
И плыл к кораблю архиерей, и все слышал, как старцы в три голоса
громко твердили молитву Господню. Стали подплывать к кораблю, не слышно
уж стало голоса старцев, но только видно было при месяце: стоят на
берегу, на том же месте, три старца — один поменьше всех посередине, а
высокий с правой, а средний с левой стороны. Подъехал архиерей к
кораблю, взошел на палубу, вынули якорь, подняли паруса, надуло их
ветром, сдвинуло корабль, и поплыли дальше. Прошел архиерей на корму и
сел там и все смотрел на островок. Сначала видны были старцы, потом
скрылись из вида, виднелся только островок, потом и островок скрылся,
одно море играло на месячном свете.
Улеглись богомольцы спать, и затихло все на палубе. Но не хотелось
спать архиерею, сидел он один на корме, глядел на море, туда, где
скрылся островок, и думал о добрых старцах. Думал о том, как радовались
они тому, что научились молитве, и благодарил Бога за то, что привел он
его помочь Божьим старцам, научить их слову Божию.
Сидит так архиерей, думает, глядит в море, в ту сторону, где
островок скрылся. И рябит у него в глазах — то тут, то там свет по
волнам заиграет. Вдруг видит, блестит и белеется что-то в столбе
месячном: птица ли, чайка или парусок на лодке белеется. Пригляделся
архиерей. "Лодка, — думает, — на парусе за нами бежит. Да скоро уж
очень нас догоняет. То далеко, далеко было, а вот уж и вовсе виднеется
близко. И лодка не лодка, на парус не похоже. А бежит что-то за нами и
нас догоняет”. И не может разобрать архиерей, что такое: лодка не
лодка, птица не птица, рыба не рыба. На человека похоже, да велико
очень, да нельзя человеку середь моря быть. Поднялся архиерей, подошел
к кормчему:
— Погляди, — говорит, — что это?
— Что это, братец? Что это? — спрашивает архиерей, а уж сам видит —
бегут по морю старцы, белеют и блестят их седые бороды, и, как к
стоячему, к кораблю приближаются.
Оглянулся кормчий, ужаснулся, бросил руль и закричал громким голосом:
— Господи! Старцы за нами по морю, как по суху, бегут! — Услыхал
народ, поднялся, бросились все к корме. Все видят: бегут старцы, рука с
рукой держатся — крайние руками машут, остановиться велят. Все три по
воде, как по суху, бегут и ног не передвигают.
Не успели судна остановить, как поравнялись старцы с кораблем, подошли под самый борт, подняли головы и заговорили в один голос:
— Забыли, раб Божий, забыли твое ученье! Пока твердили — помнили,
перестали на час твердить, одно слово выскочило — забыли, все
рассыпалось. Ничего не помним, научи опять.
Перекрестился архиерей, перегнулся к старцам и сказал:
— Доходна до Бога и ваша молитва, старцы Божии. Не мне вас учить. Молитесь за нас, грешных!
И поклонился архиерей в ноги старцам. И остановились старцы,
повернулись и пошли назад по морю. И до утра видно было сиянье с той
стороны, куда ушли старцы.
|